 “Нет, он мне не принадлежит”, — сказала она и посмотрела в окно. Окно вдруг закрылось и убежало. Она осталась одна в серой комнате — заперта в четырех стенах, наедине со своими жуткими и отнюдь не радостными мыслями. Нет, он ей не принадлежит... Полет фантазии продолжался. Фантазия медленно парила в воздухе, пару раз произведя на свет мертвую петлю. Ее бреющий полет вызывал отвращение, а мертвые петли довольно уныло смотрелись на забрызганном слюной полу, таком же сером как и стены. Она сидела на стуле посреди этой комнаты и смотрела в никуда. Обычно она всегда смотрела в никуда, потому что оно заводило слишком далеко, откуда она Никогда не возвращалась. Очевидно, именно поэтому в итоге она оказалась в замкнутом пространстве — нигде, где нет даже мысли о любви, которую она испытывала к нему. Кто такой он? Сейчас это тоже абстрактное понятие, лишенное реальности и суетности бытия. Фантазия пошла на посадку. Стремительный полет фантазии вызвал пролом стены — она обрушилась и рассыпалась в прах. Она посмотрела вперед, отвратив взор от Никуда, и снова увидела свое прошлое, где еще несколько тысяч световых лет назад она видела его рядом и говорила с ним. Боже, как он изменился. От него осталась одна только форма, форма желания, непонятное влечение, не имеющее под собой никаких обоснований. “Да я ведь не люблю его!” — воскликнула она. “Конечно, не любишь”, — ответило глупое эхо. Оно всегда отвечало ерунду. И тем не менее, реальность запутывалась в неестественности. Ощущение радости бытия сочеталось с горьким вкусом анисовой водки, капли которой еще застыли на ее губах. Она протянула вперед руки — к свету, чтобы почувствовать его тепло. Но свет оказался более, чем теплым — он обжег ее руки, оставив на пальцах кровавые вздутия. Очевидно, ожог 3-ей степени. Она придумала себе малярную кисть и нарисовала ею молоток, которым окончательно разворошила стены и вышла вперед — за их пределы. Впрочем, здесь понятие “предел” достаточно неопределенное и неоднозначное. Она даже не могла понять, где именно она находится и сколько еще времени понадобится, чтобы все это закончилось и дверь в это измерение навсегда закрылась. Она взглянула на часы, зарытые в песок. Отсутствие стрелок показывало, что осталось ещё три секунды. “Боже мой, это целая вечность!” — вздохнула она, погружая пальцы в холодные мелкие камешки, желая раскопать часы. Но вместо этого часы совсем скрылись под землей. Нет, невозможно — желать чего-то и в то же время не желать. Она почувствовала, что окончательно запуталась в сетях собственных мыслей. Паук желаний опутывал ее все сильнее, пока она не взмахнула ножницами и не разрезала тонкие спутавшиеся нити. Мысли превратились в маленьких существ на непонятных коротеньких ножках и разбежались в разные стороны. Так она снова осталась одна. Разве можно было себе представлять непонятное чувство, которое жгло ее изнутри, превращаясь в непонятную и однообразную массу?.. Все ее мысли путались между собой, возникая из ниоткуда и убегая тут же в никуда, унося с собой частичку ее счастья. Она снова думала о нем — о странном существе невыясненной репутации. Он — существо из параллельного мира, из странного мира воображений и вполне конкретных фактов, обрисованных в замысловатые формы. Она вспомнила его фразу. Как все затейливо и витиевато — шептала она как во сне. Черт возьми, куда ты запропастился?.. В тумане мелькнули чьи-то рога. Затем темная тень обрисовалась лениво на замкнутом фоне отдаленного света луны. Наступило 31 июня. Фиолетовые руки плескались в игривом свете, отраженном от белой эмалевой стены. Ровные блестки далеких звезд отражались в сетчатке глаза, воспроизводя на свет миллионы квантов чарующих фантазий. Она снова отправилась в путь — она искала свое совершенство, она пыталась уйти от мыслей, которые преследовали ее по пятам и как только ей стоило остановиться, тут же начинали кусать ее за пятки. Она отстреливалась по ним из Смита-Вессона, но коварные свинцовые пули не желали поражать мысли насквозь, они отскакивали от рыхлой поверхности песка, превращаясь в кровавые слезы, и уносились в бездонную небесную даль. Так она разозлилась на этот мир, разорвала его измерения и ушла к нему. Она видела его, хотя по-прежнему оставалась в своем измерении, запертая в нем словно в клетке. Ее кратковременный бунт прошел, когда она увидела бездыханные тельца утренних мыслей, над которыми плакали мысли обеденного времени. Но не стоит о столь заземленном — она смотрела на него из густоты пустого времени, и не понимала, что ее больше всего привлекает в этом существе. Рассудив трезвой головой, она не мыслила себе жизни вместе с ним, не соглашалась ни на какие возможности взаимного существования, но тем не менее — она думала, себе назло. Возможно от того, что вдруг ее фантазия обрела реальные формы, она закричала словно бешеная и убежала прочь, стараясь скрыться от мимолетного видения. Ее испугала вечность. Эта старая и дряхлая старуха с прогнившими глазами и осклизшим ртом извергала зловония, оскверняя все вокруг. Она застыла перед ней, размахивая своими лохмотьями, но испугавшись ее юности и странного взгляда, снова умчалась в свои пенаты, не надеясь на новую встречу. Она осталась опять в одиночестве, мучимая мыслями о нем. Даже в самой дикой и смелой фантазии он не может принадлежать ей. Потому что он свободен и нереален, он весел и быстр, его сущность далека от постоянства, он сам существует вне своей сущности, когда как она заперта в ней, зависима от нее, словно от некоего наркотика, требующегося каждый день. Ей необходима цель, чтобы было куда стрелять. Потому что старые цели уже давно все оставлены позади, где-то там, за горизонтом, куда не может проникнуть взгляд. Она смотрела туда, не понимая, почему ее мысли не могут обогнуть горизонт и все время ходят за ней попятам. Оглянувшись, она увидела свои следы на песке, сопровождаемые бесчисленным числом следов совсем маленьких ног. И еще один след: тонкая длинная прямая струя крови. Это была ее кровь — из ее собственного сердца.
* * * И вот она уже перенеслась на набережную реки Москвы. Она шла по берегу, глядя в мутную холодную воду. На улице стояла зима, вот здесь, на Котельнической набережной, как раз под мостом она и нашла зиму. Та сидела на железных перекрытиях моста и молча интегрировалась с городом. Она поняла, что зиме тоже одиноко, и зима тоже знает неприятные мысли. А может быть, эти мысли, что вечно преследуют ее — потерявшиеся мысли зимы? Она вернула их ей. Она всегда о чем-то мечтала — о чем-то неопределенном, сумасшедшем, безумном. Но это безумное и сумасшедшее не желало с ней дружить - оно боялась ее собственного сумасшествия и безумства. Невыносимость диких мыслей, сумасшедших фантазий, страдающих маниакально-депрессивными расстройствами, сводила ее с ума. Она пыталась смотреть на себя в зеркало, но вместо этого зеркало разглядывало ее слепыми глазами, стараясь отыскать в ней все ее недостатки. Она злилась на зеркала за их бестактность и необъективность отражения сущности бытия. Зеркала всегда лгали, показывая то, что она никогда не видела в этом мире — она никогда не видела себя. Она никогда не верила зеркалам, потому что они отражали все наоборот, и правда в них казалась ложью, и ложь казалась правдой. В зеркалах она видела, что он вместе с ней, рядом, такой же, как и в ее мечтах, но реальность разбивала эти зеркальные отражения на тысячи частей. Реальность разбивалась сама о зеркала, низвергаясь со всей высоты их высокомерия и нетрадиционализма. Так она познавала совершенство. Мимолетность — вот что она ненавидела больше всего. Всякое решение требует времени, рассудительного и холодного времени, но оно вдруг закипает, свистит как чайник и не понимает, что его уже не остановить, оно уже стекает по плите, по кафельной плитке, течет куда-то вниз, где всякая реальность превращается в очередную глупость. Она уже не любит его, а только желает ему отомстить. О как сколь сладкой ей казалась эта несуществующая месть. Она хотела отомстить ему своей сущностью, перевернуть ее наизнанку и напялить ему на голову, чтобы он в ней задохнулся. Она остановилась посреди пустыни и осмотрелась по сторонам. На востоке поднималось торнадо. Она улыбнулась, представив себе его в этом вихре. Вот вихрь поднимает его все выше к небу, все выше, вот уже следов на песке не различишь, вот уже видны деревья на горизонте, вот уже и солнце совсем рядом, такое спокойное, легкое, золотое... оно тихо светит, не давая ей возможности услышать эту странную песню ветра. В тишине она слушала усталый писк вечности. А затем картины снова завертелись перед ее глазами, потом они куда-то покатились, а вслед за ними побежала струйка крови, оставлявшая на песке спекшийся след... протянув руки вперед, она увидела, как из разорванных на запястьях вен вытекала желто-зеленая кислота, она разъедала собой мир и объявляла всем довольно дерзко и пространно: ничто не вечно...
2000 г.
Светопись • Мэтры • Мыслеблудие • ПРОКИНО • Аниме • AMV • Архив X-files Худразбор • Мандалы • Промптзона • Демиург
2016-2023 © Таэма Дрейден, НеРеалии
|